spielerfrau затронул интересную тему:
Соврамерлит — детище двух принципов. Первый насаждается на литературных факультетах США, где студентов учат максиме "пиши что знаешь". (Ее недостаток в том, что самые яркие переживания автора в студенческие годы зачастую связаны со студенческими годами как таковыми; по словам редактора из ведущего издательства Farrar, Straus & Giroux, среднестатистическая рукопись из сотен, приходящих на ее адрес каждую неделю, это "роман аспиранта о любовной жизни аспирантов".)
Второй принцип интереснее. Это общая одержимость американской культуры понятием "аутентичность" и последующая озабоченность биографией автора как залогом аутентичности произведения. Именно эта любовь к roman a clef во всех своих проявлениях, это инфантильное желание знать, что так все и было, приводит к странному слиянию мемуара и романа, являющемуся главным признаком соврамерлита. На уровне популярной беллетристики это означает, что едва ли не любой жизненный опыт за пределами академического годится для того, чтобы нанизать на него сюжет о триумфе инженю.
Мне почему-то кажется, что это возведение "аутентичности" в ранг абсолюта - заслуга экзистенциалистов. Ведь именно они в свое время поставили аутентичность бытия во главу угла. Поэтому-то Сартр-Рокантен в "Тошноте" так озабочен расшифровкой глубокого смысла подбирания с мостовой грязных обрывков бумаги. Только вот в какой-то момент стало недостаточным быть всего лишь исследователем аутентичности как таковой. Кредит доверия был исчерпан. Отныне писатель должен был стать исследователем прежде всего самого себя; только тогда его идеи приобретали вес. Несомненно, интроспекция всегда была одним из средств, доступных писателю. С точки зрения "аутентичности", интроспекция рассматривалась уже как нечто большее: как прибор, принадлежащий естествоиспытателю. Но как только основные критерии выстраиваются по примеру науки, то читатель считает себя вправе настаивать верифицируемости и воспроизводимости результатов, даже требовать предъявить лабораторный журнал, если что. И если, не дай бог, обнаружатся огрехи, появится повод поставить под сомнение "чистоту эксперимента", то исследователю (то бишь, автору) не поздоровится.